Время для жизни [СИ] - taramans

— Да ладно тебе, телепень! Никакой ты не телепень! В-а-а-а-нь… а может я и правда — этого хочу? Знаешь, я давно себя блядью считаю… но вот так хорошо мне ни с кем не было! И должна же я как-то суметь тебя за все это… отблагодарить? Ты же ласковый такой, как телок!

«Вот… такого комплимента я точно не ожидал!».

— Слушай, глупенькая… никакая ты не блядь! — Иван сдвинул ее ножку и повернувшись навис над женщиной, — даже не думай такие глупости! Ты… прелесть ты, вот кто! Давай-ка я тебя снова приласкаю.

Иван прихватил ее рукой за попу и ощутимо так сжал!

— Нет… погоди! Я уже сегодня все свое получила! Не мешай мне… а то сейчас забуду, что сказать хотела. Ну, Ваня!

Вера уперлась руками ему в грудь и чуть отодвинула от себя.

— Вот… я хочу… сама хочу — слышишь! Только я не умею. Ты подскажи мне как это делать, а?

Иван почувствовал, как от этих разговоров у него опять начал… проявляться интерес к жизни.

Вера посмотрела вниз и хихикнула.

— Слушай! А как так-то… Он ведь такой большой. Как его вот… как его в рот-то взять? Он же не войдет!

Косов вздохнул.

«Придется проводить ликбез!».

Он, подбирая слова, начал объяснять женщине, но она прервала его, положив ему палец на губы:

— Подожди… Я сейчас простыней укроюсь, будешь мне рассказывать, а я сразу — пробовать.

Она закопошилась, пытаясь вытащить из-под него ткань.

— А зачем тебе укрываться-то?

— Ну ты что?! Как зачем? Мне же… стыдно будет! Ты еще и подглядывать начнешь! Я со стыда тогда сгорю!

— Верусик! Ты меня вроде бы и слушала, а не услышала! Если тебе стыдно — значит и делать этого не надо! Зачем? А то еще и… тошнить тебя начнет!

— Да ну… прямо там! Что я — девочка-малолеточка, что ли?

«М-да… женская логика!».

— Ну а если не девочка, то зачем укрываться? Отчего тогда стыдно?

Вера задумалась, потом — покраснела:

— Не знаю… только как-то все равно стыдно. Немного… но — стыдно.

— Поэтому я и предлагаю тебе — давай отложим это. Вон, со сметаной ты тоже сначала против была, а сейчас же — вполне привыкла, так ведь?

Она тихо засмеялась:

— Ну так… с таким ебарем… ко всему привыкнуть можно!

— Вот я и говорю — давай повременим! А когда тебе невмоготу станет, так хотеть будешь — тогда и попробуем.

— Ты, Ваня, все же какой-то дурак, честное слово! Баба тебе сама предлагает, а ты — кочевряжешься! Все… разозлил ты меня, вот!

Но по женщине что-то заметно не было, чтобы она злилась.

— Тогда… вот — ласкай меня снова! Уговариваешь его тут, понимаешь! А он еще и кобенится!

— А ты думаешь — я откажусь? Вот уж — не угадала! Иди ко мне, сладкая моя!

Когда он после обеда приехал в клуб, там его ждало не очень приятное известие. Дрова-таки — привезут сегодня! Уже позже, Иван обошел эту кучу бревен и присвистнул! Охренеть! И как же это все — перепилить, да потом — переколоть?! Без бензопилы, вручную.

— К-х-е… а ты, паря, мастёр, по бабам-то! — пила швыркала туда-сюда по бревну, вгрызаясь в древесину, Мироныч поглядывал на него с усмешкой, — как ты павлином-то вчера вкруг этой крали выхаживал!

Иван остановился, выпрямился, и почесал нос — чешется, зараза! Пыль что ли?

— Это когда же ты тут был, вчера-то? Якова — вот видел, а тебя, Мироныч, даже не заметил!

Он снова ухватился за ручку «дружбы-два».

— Х-х-х-а-а… так ты вчера и лося бы не заметил, пробеги он рядом! Да и она, что та горлица, все ворковала, да по сторонам не оглядывалась! Ты смотри, паря, городским-то голову можешь и дурить, а вот ежели ты так с нашими деревенскими девками кружить начнешь, то — парни тебе быстро голову-то под крыло загнут-завернут! Или — батька ейный, или братовья! Смотри, остерегайся! Тут, в деревне, это сладкое дело-то — шибко опасное выходит! Я и сам, в молодости, бывало, ох и куролесил, ох и дурогонил! Ну, бывало, что и отхватывал, не без этого! Иной раз вспомню — аж ребра ноют, как мне тогда ума вкладывали! Как только башку не стряхнули, с блядками этими! — Мироныч крутил головой и весело хмыкал.

Уже в первый день этой каторги, к вечеру, Ивану хотелось сдохнуть, от этих дров! Сначала — стой раком, тягая пилу туда-сюда. И ведь руку не сменишь — пилят-то рабочей рукой, а она у него только правая. Попробовал пилить левой, но быстро понял, что — ни хрена не получится! Пила ровно не шла, все норовила пойти винтом, оттого не шла в распил, а лишь елозила да дергалась.

Они менялись — двое пилят, один — рубит уже напиленные чурки. Еще он был очень «благодарен» Тимофеичу — ведь именно он припер эти дрова с Лесобиржи. Несколько «захаров» пришло груженными сюда! Яков сразу определил то, что Иван слету и не заметил! Мужик мельком глянул еще на первую машину, когда она разгружалась:

— Тьфу ты, блядь! Одни комли привезли! Упиздякаемся мы с ними! Это ж кому спасибо-то сказать, за такие дровишки?

— Да ладно тебе, Яша! Глаза бояться — руки делают! Зато — комлистые, они жаркие! — Мироныч был настроен более оптимистично.

— Вот что ты за человек, Осип! Какой, на хрен, руки делают?! Вот поотшибаешь руки эти колуном, когда тюкать все это начнем, вспопашешься!

Но и правда — делать было нечего, надо как-то эту хрень побеждать!

Яков был прав, комлистые чурки, то есть — пиленные из кряжей, ближних к корню дерева, кололись плохо! Тем более, хлысты эти были не из свежего пила. Где-то уже полежали, «подвялились», как сказал Мироныч. Так что Иван даже не мог сказать — что было более тяжким — пилить лес на чурки, или колоть неподатливые чурки колуном!

Пять дней! Пять дней ухайдакали они втроем на это дело! А потом, еще и таскать и складывать уже поленья — в сарай! Как прикинул Косов, получили они, примерно, шестьдесят кубометров дров. Мироныч еще и сомневался — как бы маловато не было, на зиму-то. Все же — шесть печей топить, если не считать маленькую, в ивановой каморке.

Периодически к ним подходил Илья, пытался что-то сказать, но глядя на выразительную морду Ивана, старался уйти.

Второй день был еще более